На всемирном зерновом форуме мировые державы, озабоченные проблемой голода, решили к 2025 году удвоить производство зерна. Но выдержат ли почвы такой “большой скачок”? По прогнозам ученых, при нынешних темпах деградации почв через 60-100 лет их плодородие истощится полностью. Если ничего не менять – легендарные российские черноземы обречены.
Земля на вывоз
На карте воронежских почв 1887 года, составленной знаменитым ученым Василием Докучаевым, отмечены обширные зоны с 13-процентным содержанием гумуса. Таких почв сейчас уже нет. С 10-12 процентами – тоже.
Отдельными вкраплениями встречаются земли с 8-10 процентами органики. Зато общая площадь пашен, где содержание гумуса – 2-4 процента, стала вчетверо больше. А такие почвы по плодородию равны подзолистым!
Во многих районах Центрального Черноземья содержание гумуса в земле за сто лет уменьшилось примерно на треть, местами и больше. На юге Белгородской и Воронежской областей, особенно на правом берегу Дона, есть поля, где плодородную почву смыло и выдуло до материнской породы.
На слой чернозема всего в пару сантиметров у природы уходило от трехсот до тысячи лет. Ливень, буря или человек могут уничтожить его в одночасье.
Семь процентов риска
– Люди не научились пользоваться землей без вреда для нее, – говорит профессор Воронежского агроуниверситета Владимир Шевченко. – За свою историю человечество потеряло полтора миллиарда гектаров пашни. Осталось столько же. Нужно помнить: цивилизации гибли по мере того, как истощались их угодья. Кто-то из великих сказал: плодородие Корсики и Сардинии исчезло в сливных ямах Древнего Рима… Надо прежде всего сохранять качество почвы.
Вопрос стоит крайне остро именно в России, владеющей половиной мировых черноземов. Для нас это 7 процентов территории – и три четверти производимой сельхозпродукции.
…Многие слышали, что во Франции, в Международном бюро мер и весов, якобы хранится эталон чернозема – “куб” российской земли. Легенда рисует идиллическую картину: в 1900 году на всемирной выставке в Париже был показан огромный монолит, привезенный из-под Воронежа. Восхищенные французы назвали его “черным алмазом”, наградили большой золотой медалью… Но в бюро мер и весов он не попал.
Научные общества и музеи Франции просили раздать им монолит по частям. По жребию весь он достался Сорбонне. Во время бунтов 1968 года выдержал пинки студентов и пожар. Остатки – небольшой бесформенный комок – хранятся на чердаке в архиве Национального агрономического института.
История прославленного монолита кажется символичной: так же сжались и русские черноземы. По мнению ученых, за столетие мы потеряли не менее трети этого национального достояния.
Пашни на ветер
В Воронежской области черноземы – 90 процентов пахотных земель.
Беспокоиться о них начали еще полтора века назад. Уездный комитет по выяснению нужд сельскохозяйственной промышленности обнаружил: за короткое время местные леса поредели, реки обмелели, на пашни надвинулись летучие пески. В полях появились овраги и водоемы. Земля обессилела.
Беды начались после освобождения крестьян. При дележе им достались худшие земли – и люди, чтобы прокормиться, в меру разумения распахали овраги, склоны и песчаные почвы. А помещики, стремясь получить больший доход, стали активно использовать оставшиеся угодья – не слишком заботясь о плодородии. Подняли целину, вырубили леса. И началось – засухи, неурожаи, страшный голод…
Тогда-то Докучаев и приехал в воронежскую Каменную степь со своим проектом защиты земли. Сажал лесополосы, чтобы укрыть поля от ветра и задержать на пашнях талые воды. Создавал систему орошения. А потом заболел. И Лесной департамент перестал финансировать эти работы.
Дело Докучаева продолжили советские ученые. На основе их опыта составили было Госплан преобразования природы. Но его реализацию свернули. Ученые снова забили тревогу, и в годы перестройки на сохранение черноземов снова выделили деньги…
Но тут землю в очередной раз поделили. История повторилась.
Сельские жители обрабатывают свои участки по старинке. Некоторые сделались фермерами. По статистике, две трети их не имеют специального образования. Набивая шишки и рискуя разориться, озабочены получением мало-мальского дохода, а не сохранностью почв. В колхозах не хватало и не хватает средств на удобрения, их использование за 15 лет сократилось в разы. Леса сажают крайне медленно. Инвесторы, скупив многие гектары, зачастую ведут себя, как временщики. Ради быстрой прибыли выжимают из земли все соки, презрев агрономические премудрости.
Производители помельче из года в год сажают лук, капусту и картофель, покрупнее – подсолнечник и сахарную свеклу. Пока земля родит – не до науки.
Вердикт бабы Зины
Ученые замеряют содержание гумуса в почвах, кислотно-щелочной баланс и содержание минеральных веществ… Старушки из воронежского села Данково чувствуют трагедию черноземов безо всяких исследований:
– Правильно говорят, хуже стала и земля, и урожаи, – вздыхает баба Зина. – У соседки на огороде раньше лук рос хорошо – а сейчас-то нет… И чеснок преет. Не знаю, что за земля теперь у нее. Это уже не чернозем, я так думаю. Солонец какой-то. А еще она говорит – будто вниз куда-то земля уходит, прямо ложбинами просела…
– Солонцеватая, солонцеватая почва теперь у нас, – кивает баба Маня. – Мы хоть малограмотные, но я считаю, все от воды идет. Раньше пьешь – не напьешься, а нынче вкусу в ней нету. И вглубь вода ушла, колодезя все с насосами, иначе не достать. А польешь – прямо белая такая линия вокруг стебля. Кругами белое. Это соли ведь… Химия. Химией травят нас все и всюду – и на полях химия, и в продуктах… А она же с водой в реки, в глубокие слои уходит и – по колодезям, по колодезям… Вот и черноземы портятся, наверное. А мы что?.. Мы ж не учены, как и чего делать. Ну, селитру у себя посыплешь, “красную” там… Вот и все удобрения. А урожай меньше… И что дальше будет?
– Сказано ж тебе: сделается земля как камень.
“И сделается земля Египетская пустыней и степью”.
– Мы только потребляем. А должен работать закон возврата – сколько взял из почвы, столько и отдай в виде удобрений, – возмущается Владимир Шевченко. – Если в советское время, образно говоря, двумя руками брали, одной возвращали, то сейчас берем четырьмя, а возвращаем – периодически! – одной.
По данным НИИ сельского хозяйства имени Докучаева, что в Каменной степи, почти треть воронежских почв – кислые и засоленные. В агроуниверситете подсчитали: более 120 тысяч гектаров ценнейших черноземов в области загублено мелиорацией. По осени крестьяне массово жгут стерню. За один пал на гектаре теряется 400 килограммов гумуса.
Воронежские урожаи ниже, чем у соседей-белгородцев. А их запасы чернозема меньше.
– Урожайность – показатель необъективный: многое зависит и от сельхозмашин. Но в целом на наших землях она нестабильна. То воды не хватает, то питательных веществ, – объясняет профессор-почвовед Василий Иванов. – Плюс аномальные явления, которые были всегда. Случались ветры и пыльные бури, черноземы засыпало подвижными песками… Сильные ливни летом и осенью способны смыть до 10-12 сантиметров почвы за раз. А каждый сантиметр – десять потенциальных урожаев!
В селах вдоль Дона и других рек раньше боялись паводков – затапливало огороды, вымывало чернозем. Теперь реки разливаются скромнее. Зато стали подниматься грунтовые воды. На месте полей, где боролись с засухой, образуются болота.
Азарт “биржевой игры”
В Каменной степи разработали меры по сохранению чернозема. Но их не внедряют или используют фрагментарно. Почему?
Во-первых, подчас элементарно не хватает средств. Нет специальных машин и орудий – а дедовской лопатой и старым трактором уже не обойтись. Удобрения в нужном объеме не закупаются. Денег на защитные лесополосы и гидротехнические сооружения выделяют мало.
Во-вторых, виноваты сами аграрии. Типичный пример: склоны распахивают вдоль, что неминуемо приводит к появлению оврагов и смыву почвы. Пахать поперек склона придумали еще римляне две тысячи лет назад. Но – это же тяжелее…
В-третьих, права и обязанности земледельцев не регулируются правовыми актами. В Англии, к примеру, узаконена ответственность фермера за сохранность почвы. В США и Канаде поддерживают тех, кто сажает на своих полях лесополосы. У нас же каждый сажает что может и как умеет.
В нескольких районах Воронежской области почвы используют рационально: содержание гумуса там сохраняется на довольно высоком уровне – семь и более процентов. Но распространить этот опыт на всю область возможно разве что при полной управляемости аграриев… Самодостаточному коммерсанту, который доволен доходами от купленных или арендованных пашен, свои “правильные” условия не навяжешь.
Голоса в пустыне
В конце 1970-х годов Владимир Шевченко, будучи директором НИИ имени Докучаева, вместе с журналистом опубликовал во всесоюзной газете данные об истощении почв:
– На записки-то не реагировали ни в Совмине, ни в ЦК. Текст оказался “бомбой” – и экологической, и политической. Меня обвинили в мальтузианстве, грозили отнять партбилет. А кончилось постановлением ЦК и Совмина по Центральному Черноземью: наша зона стала получать удобрения, технику, гербициды… Но настали другие времена, и о проекте забыли.
Защитники черноземов не молчали и в “другие времена”. Писали обращения, разрабатывали программы и предлагали свою помощь. Вот и сейчас – пишут, предлагают…
– По большому счету мы просто не умеем работать с землей, – убежден Василий Иванов. – В той же Белоруссии почву создают фактически искусственно: в свои пески вносят глину, торф, навоз, минеральные удобрения – и получают очень высокие урожаи! Да, черноземы меняются со временем. Земля истощается. Но беда не в этом. А в том, что мы не реагируем! В стране 30 лет не ведется почвенная съемка – нет актуальных данных о состоянии пахотных земель. Катастрофы природной нет. Есть катастрофа человеческая. Есть беспамятство, безумство, безграмотность и бездарность.
На краю поля
В Панинском районе, откуда и был вывезен в Париж легендарный “черный алмаз”, тучных черноземов больше нет.
“Тучный” – не образ, а термин. Впрочем, из обихода почти выпавший. Земли здесь все больше среднегумусные. Где-то содержание органики – до девяти процентов. По нынешним меркам это неплохо.
– Мощные у нас черноземы, – фермер Юрий Шаталов по-хозяйски оглядывает поле. – Мощные, но трудные. Как бы сказать точней… Тяжелые они, плотные. Обрабатывать непросто.
Фермерствует Шаталов больше полутора десятилетий: как взял в начале 90-х полсотни гектаров (“целину, можно сказать, распахивал, бурьяны – нам же какую землю давали: неудобья…”), так и трудится по сей день. Сегодня у него почти 500 га пашни. Агроном по образованию, сеет “по науке” – чередуя, скажем, обедняющую почву сахарную свеклу с обогащающей ее гречихой. Вот только далеко не все следуют его примеру…
– Севооборот денег не стоит, – рассуждает Шаталов, – а эффект очевиден. Да, с той же гречихой или горохом возни много – но для себя же стараешься. А может, и не только для себя. Не все это понимают, конечно. Прибыль, прибыль… Или боязнь какая-то. Мне один фермер говорит: “Дались эти севообороты! Нам в ВТО вступать: засажу все подсолнечником – и трава не расти…” А подсолнечник землю иссушает. Куда это годится? Так все потеряем, что имели…
…Стоим на краю поля. Не того ли, откуда столетие с лишним назад вывезли “воронежский куб” на всемирную выставку? Ни старожилы, ни краеведы не знают точного ответа на этот вопрос. И Шаталову не до исторических параллелей. Не до исчезнувших цивилизаций, не до Сардинии с Корсикой. У него – страда. Урожай чуть меньше прошлогоднего, цены на зерно чуть ниже – но ничего, выкрутится, выживет.
Пока эта земля не стала пустыней и степью.
К читателям
В современном российском обществе почти утрачен вкус к хорошей дискуссии – с разными точками зрения, позициями, мыслями. Дискуссии, участники которой стараются думать не о том, как побольнее ужалить оппонента, а о самом предмете спора. А в итоге набор всем надоевших взаимных обвинений – власти и оппозиции, западников и почвенников, либералов и коммунистов.
Нам кажется, что сегодня предметом плодотворной дискуссии может стать судьба русской земли. В буквальном, а не переносном значении этого слова – судьба черноземов, богатых и бедных почв. Приглашаем к разговору политиков, бизнесменов, чиновников, специалистов в надежде, что они нарисуют достоверную картину того, что происходит сегодня с российскими землями.
